19.07.2015 в 22:39
Пишет Трубкозуб-сан:Интервью 2009-го года.
Море у порога - интервью с Миядзаки про Поньо.
Антон Долин, ВЕДОМОСТИ, 28.08.2009.
Режиссер Хаяо Миядзаки о том, какой была Земля в доисторическую эпоху, с чего началась история о рыбке Поньо и сколько нужно нарисовать облаков, чтобы небо перестало быть картинкой.
«Рыбка Поньо на утесе», десятый полнометражный мультфильм ячитать дальшепонского режиссера Хаяо Миядзаки, — единственный фильм года, который хочется без оговорок назвать шедевром. С мировой премьеры в Венеции критики и кинематографисты выходили, приплясывая и напевая во весь голос незабываемую песенку из мультфильма (автор слов — сам Миядзаки, музыки — его постоянный соавтор Джо Хисаиси). В Японии «Рыбка Поньо» уже стала самым кассовым национальным фильмом прошлого года, а игрушечная Поньо возглавила рейтинги продаж в детских магазинах. Теперь своеобразная версия андерсеновской «Русалочки» добралась и до России. В этом парадоксальном и прозрачном фильме о любви двух пятилетних детей обычный мальчик встречается с морской принцессой: отведав сэндвич с ветчиной, она захотела стать человеком. О том, какими катаклизмами обернулась дружба земного ребенка с подводным, скоро узнают и дети, и взрослые — ведь фильмы Миядзаки никаких возрастных ограничений не предполагают.
— Зрителей не смущают невероятные события в ваших фильмах. А у вас самого есть объяснение всей этой магии?
Миядзаки: Если бы у нас сейчас было часов пять на эту беседу, я, может, и попробовал бы кое-что объяснить. А так — даже начинать бессмысленно. Представьте, я попросил бы вас объяснить окружающий мир за час! Герои «Рыбки Поньо на утесе» — пятилетние дети. Они тоже пытаются найти объяснение тем явлениям, с которыми сталкиваются, у них возникает очень много вопросов. Но они знают, что решения им пока что не найти. Собственно, мой фильм — именно об этом. Он о том, что пятилетние все-таки в состоянии постичь тайны этого мира и даже — верьте или нет — предсказать его судьбу. Не надо недооценивать детей. Можно воспринимать мир посредством чувств или разума. Я предпочитаю, чтобы зрители чувствовали мой фильм, а не понимали его.
— Вы делали «Рыбку Поньо на утесе» только о пятилетних детях или еще и для пятилетних детей?
Миядзаки: Ну, если пятилетние поймут мою картину — а в этом я уверен, — то и взрослые, будем надеяться, худо-бедно в ней разберутся. Лучше уж так, чем наоборот, когда взрослые пытаются делать кино специально для детей, как они себе их представляют, и принимаются сюсюкать… в результате это не интересно ни детям, ни родителям.
— Говоря о возрасте, нельзя не упомянуть о времени в ваших фильмах. Эпохи всегда перемешаны, намеренно перепутаны.
Миядзаки: Именно. В «Рыбке Поньо на утесе», действие которой разворачивается в наши дни, вдруг появляются животные и рыбы девонского периода — который, честно говоря, всегда меня занимал. Вы не представляете, какое это счастье: что хочу, то и вставляю в фильм. Вы не можете помнить, какой была Земля в доисторические времена? А я напомню!
— В «Рыбке Поньо» легко находят общий язык древность и современность, а также — дети и старики…
Миядзаки: Дети и старики понимают друг друга, и в этом скрыто настоящее волшебство. При нашей студии Ghibli действует нечто вроде детского сада, творческой мастерской; там сейчас обучаются и играют девять детей. Для того чтобы испытать счастье, мне достаточно просто взглянуть на них. Я постарался передать это чувство в картине.
— Иногда старики ближе к детям, чем родители.
Миядзаки: Меня заклевали за ту сцену, где мать мальчика Лиза уезжает из дома и оставляет его одного: «Как она могла так поступить с собственным ребенком?» Но я всерьез считаю, что в определенный момент родители должны отпустить своих детей, позволить им развиваться самостоятельно. «Я бы никогда так не поступила», — сказала мне одна из моих коллег. «Поэтому мой фильм — не о тебе», — ответил я ей.
— Вас удивляет, что западный зритель понимает и любит ваши работы?
Миядзаки: Запад и Восток сегодня ближе, чем когда-либо, поэтому искусство становится более универсальным.
— Мы всегда узнаем ваш почерк, даже если не можем прочитать начальные титры, — и при этом вам удается не повторяться…
Миядзаки: А как вы думаете — почему? Если бы я знал ответ, то не мог бы этого осуществить. Анализировать — не моя профессия. Мое дело — сделать работу хорошо. Чем тяжелее работаешь, тем больше вознаграждение. Я никогда не оглядываюсь назад, не хвалю себя, не восхищаюсь собственным трудом. Не вспоминаю о предыдущем фильме… да я и «Рыбку Поньо на утесе» почти уже забыл! Никакого удовольствия мне не доставляет просмотр законченной картины. Она остается в прошлом.
— Как именно рождался фильм, тоже забываете?
Миядзаки: Все начинается с одного яркого образа. В этот момент я не представляю себе, о чем будет мультфильм, кто будет его героем, как будет разворачиваться сюжет. Это вроде пазла — я собираю его понемногу, маленькими частями. В конце концов, всегда остается самая важная деталь, которую никак не впихнуть в общую картину. Я всегда думаю: может, спрятать ее в другую шкатулку, на будущее? Вдруг еще пригодится?
Мир анимации шире, чем может показаться, и иногда приходится заниматься мелкими подробностями, о которых заранее не задумываешься. Вы видите на экране синее небо, и вам не приходит в голову, сколько краски понадобилось на него, сколько облаков мы нарисовали, чтобы оно перестало быть обычной картинкой и стало небом. Потом меня спрашивают: «Кстати, как выглядит та часть неба, которая в объектив не попала? А правый угол? А левый?» Все должно быть тщательно продумано. Хотя показать на экране можно далеко не все. Я долго объяснял моим аниматорам, что морская владычица Гранд Мамаре обычно представляет собой рыбу длиной в три километра, но никакой экран такой размер не вместит! Пришлось дать ей ненадолго человеческий облик, и тогда она поместилась. Вот она, магия.
— А с какого образа начиналась «Рыбка Поньо на утесе»?
Миядзаки: Дождь, на море шторм. По волнам плывет маленький кораблик и прожектором пытается рассеять мрак; а на берегу, на утесе, с маяка кто-то подает ему сигналы. И еще одно. Утром мальчик открывает дверь своего дома и видит, что море пришло к его порогу. Сначала я увидел это, потом задался вопросом: «Но как такое могло произойти?» Так началась работа над фильмом.
— Как повлияла на сюжет «Русалочка» Ханса Кристиана Андерсена?
Миядзаки: Когда я впервые прочитал эту сказку, то никак не мог понять — почему, собственно, русалки лишены души? И если у них нет душ, как можно обрести душу? Эти вопросы никогда не покидали меня. Сказка Андерсена казалась мне мучительной, душераздирающей историей. Однажды я сказал себе: «А что плохого в том, что русалка превратится в пену морскую?» Мой фильм — своеобразный ответ.
— Насколько для вас, жителя Японии — островного государства, важен контакт с морской стихией, в которой происходит действие фильма?
Миядзаки: Океан — то место, где зародилась жизнь на нашей планете. Я всегда это знал. Я так много об этом думал, что знание превратилось в бессознательное ощущение. Я погружался все глубже и глубже в собственное подсознание и там, во тьме, почти коснулся дна. Этот фильм пришел оттуда. Но не только: были и внешние факторы. Например, у одного из моих аниматоров во время работы над картиной родился ребенок. Настоящая Поньо! Он думал только о ребенке, не спал ночами… Именно он нарисовал отца Поньо, Фудзимото. Помните, у того круги под глазами? Это автопортрет. Все его чувства, разделенные нами, остались в фильме. И его ребенок: мы долго работали над картиной, и за это время дитя научилось ходить, разговаривать, петь. А поначалу было закутано в пеленку, как рыбка в сеть. Как Поньо.
— Вопрос, который всегда задают европейские зрители: насколько на вас повлияла традиционная японская культура?
Миядзаки: В той сцене, когда Поньо бежит по волнам, ощущение стремительного движения я позаимствовал из классического свитка XII века «Сигисан энги эмаки», тоже посвященного сказочным мотивам. Больше ничего не вспоминается. Но я очень часто чувствую, что, придумывая что-то, изобретаю прием не впервые, кто-то уже испытывал это до меня. Причем именно в живописи — ведь я обхожусь без компьютерной графики.
— Почему?
Миядзаки: Это дает мне ощущение большей творческой свободы.
— Не боитесь, что зритель не поймет — сейчас ведь по всему миру сплошное 3D снимают?
Миядзаки: Мы постоянно рискуем: деваться некуда, ведь бюджет каждого фильма велик, цикл производства медленный, и остается лишь надеяться на успех в прокате. Дети нас поддержат — не зря мы их в нашей студии воспитываем! Пока удается выживать. Не то чтобы мы намеренно стремились к риску. Просто заданные стандарты качества расслабиться не дают. К счастью, у нас в производстве не бывает больше одного фильма. «Рыбка Поньо на утесе» получилась недлинной: чем короче — тем лучше для проката.
Источник: www.vedomosti.ru/friday/article/2009/08/28/1498...
URL записиМоре у порога - интервью с Миядзаки про Поньо.
Антон Долин, ВЕДОМОСТИ, 28.08.2009.
Режиссер Хаяо Миядзаки о том, какой была Земля в доисторическую эпоху, с чего началась история о рыбке Поньо и сколько нужно нарисовать облаков, чтобы небо перестало быть картинкой.
«Рыбка Поньо на утесе», десятый полнометражный мультфильм ячитать дальшепонского режиссера Хаяо Миядзаки, — единственный фильм года, который хочется без оговорок назвать шедевром. С мировой премьеры в Венеции критики и кинематографисты выходили, приплясывая и напевая во весь голос незабываемую песенку из мультфильма (автор слов — сам Миядзаки, музыки — его постоянный соавтор Джо Хисаиси). В Японии «Рыбка Поньо» уже стала самым кассовым национальным фильмом прошлого года, а игрушечная Поньо возглавила рейтинги продаж в детских магазинах. Теперь своеобразная версия андерсеновской «Русалочки» добралась и до России. В этом парадоксальном и прозрачном фильме о любви двух пятилетних детей обычный мальчик встречается с морской принцессой: отведав сэндвич с ветчиной, она захотела стать человеком. О том, какими катаклизмами обернулась дружба земного ребенка с подводным, скоро узнают и дети, и взрослые — ведь фильмы Миядзаки никаких возрастных ограничений не предполагают.
— Зрителей не смущают невероятные события в ваших фильмах. А у вас самого есть объяснение всей этой магии?
Миядзаки: Если бы у нас сейчас было часов пять на эту беседу, я, может, и попробовал бы кое-что объяснить. А так — даже начинать бессмысленно. Представьте, я попросил бы вас объяснить окружающий мир за час! Герои «Рыбки Поньо на утесе» — пятилетние дети. Они тоже пытаются найти объяснение тем явлениям, с которыми сталкиваются, у них возникает очень много вопросов. Но они знают, что решения им пока что не найти. Собственно, мой фильм — именно об этом. Он о том, что пятилетние все-таки в состоянии постичь тайны этого мира и даже — верьте или нет — предсказать его судьбу. Не надо недооценивать детей. Можно воспринимать мир посредством чувств или разума. Я предпочитаю, чтобы зрители чувствовали мой фильм, а не понимали его.
— Вы делали «Рыбку Поньо на утесе» только о пятилетних детях или еще и для пятилетних детей?
Миядзаки: Ну, если пятилетние поймут мою картину — а в этом я уверен, — то и взрослые, будем надеяться, худо-бедно в ней разберутся. Лучше уж так, чем наоборот, когда взрослые пытаются делать кино специально для детей, как они себе их представляют, и принимаются сюсюкать… в результате это не интересно ни детям, ни родителям.
— Говоря о возрасте, нельзя не упомянуть о времени в ваших фильмах. Эпохи всегда перемешаны, намеренно перепутаны.
Миядзаки: Именно. В «Рыбке Поньо на утесе», действие которой разворачивается в наши дни, вдруг появляются животные и рыбы девонского периода — который, честно говоря, всегда меня занимал. Вы не представляете, какое это счастье: что хочу, то и вставляю в фильм. Вы не можете помнить, какой была Земля в доисторические времена? А я напомню!
— В «Рыбке Поньо» легко находят общий язык древность и современность, а также — дети и старики…
Миядзаки: Дети и старики понимают друг друга, и в этом скрыто настоящее волшебство. При нашей студии Ghibli действует нечто вроде детского сада, творческой мастерской; там сейчас обучаются и играют девять детей. Для того чтобы испытать счастье, мне достаточно просто взглянуть на них. Я постарался передать это чувство в картине.
— Иногда старики ближе к детям, чем родители.
Миядзаки: Меня заклевали за ту сцену, где мать мальчика Лиза уезжает из дома и оставляет его одного: «Как она могла так поступить с собственным ребенком?» Но я всерьез считаю, что в определенный момент родители должны отпустить своих детей, позволить им развиваться самостоятельно. «Я бы никогда так не поступила», — сказала мне одна из моих коллег. «Поэтому мой фильм — не о тебе», — ответил я ей.
— Вас удивляет, что западный зритель понимает и любит ваши работы?
Миядзаки: Запад и Восток сегодня ближе, чем когда-либо, поэтому искусство становится более универсальным.
— Мы всегда узнаем ваш почерк, даже если не можем прочитать начальные титры, — и при этом вам удается не повторяться…
Миядзаки: А как вы думаете — почему? Если бы я знал ответ, то не мог бы этого осуществить. Анализировать — не моя профессия. Мое дело — сделать работу хорошо. Чем тяжелее работаешь, тем больше вознаграждение. Я никогда не оглядываюсь назад, не хвалю себя, не восхищаюсь собственным трудом. Не вспоминаю о предыдущем фильме… да я и «Рыбку Поньо на утесе» почти уже забыл! Никакого удовольствия мне не доставляет просмотр законченной картины. Она остается в прошлом.
— Как именно рождался фильм, тоже забываете?
Миядзаки: Все начинается с одного яркого образа. В этот момент я не представляю себе, о чем будет мультфильм, кто будет его героем, как будет разворачиваться сюжет. Это вроде пазла — я собираю его понемногу, маленькими частями. В конце концов, всегда остается самая важная деталь, которую никак не впихнуть в общую картину. Я всегда думаю: может, спрятать ее в другую шкатулку, на будущее? Вдруг еще пригодится?
Мир анимации шире, чем может показаться, и иногда приходится заниматься мелкими подробностями, о которых заранее не задумываешься. Вы видите на экране синее небо, и вам не приходит в голову, сколько краски понадобилось на него, сколько облаков мы нарисовали, чтобы оно перестало быть обычной картинкой и стало небом. Потом меня спрашивают: «Кстати, как выглядит та часть неба, которая в объектив не попала? А правый угол? А левый?» Все должно быть тщательно продумано. Хотя показать на экране можно далеко не все. Я долго объяснял моим аниматорам, что морская владычица Гранд Мамаре обычно представляет собой рыбу длиной в три километра, но никакой экран такой размер не вместит! Пришлось дать ей ненадолго человеческий облик, и тогда она поместилась. Вот она, магия.
— А с какого образа начиналась «Рыбка Поньо на утесе»?
Миядзаки: Дождь, на море шторм. По волнам плывет маленький кораблик и прожектором пытается рассеять мрак; а на берегу, на утесе, с маяка кто-то подает ему сигналы. И еще одно. Утром мальчик открывает дверь своего дома и видит, что море пришло к его порогу. Сначала я увидел это, потом задался вопросом: «Но как такое могло произойти?» Так началась работа над фильмом.
— Как повлияла на сюжет «Русалочка» Ханса Кристиана Андерсена?
Миядзаки: Когда я впервые прочитал эту сказку, то никак не мог понять — почему, собственно, русалки лишены души? И если у них нет душ, как можно обрести душу? Эти вопросы никогда не покидали меня. Сказка Андерсена казалась мне мучительной, душераздирающей историей. Однажды я сказал себе: «А что плохого в том, что русалка превратится в пену морскую?» Мой фильм — своеобразный ответ.
— Насколько для вас, жителя Японии — островного государства, важен контакт с морской стихией, в которой происходит действие фильма?
Миядзаки: Океан — то место, где зародилась жизнь на нашей планете. Я всегда это знал. Я так много об этом думал, что знание превратилось в бессознательное ощущение. Я погружался все глубже и глубже в собственное подсознание и там, во тьме, почти коснулся дна. Этот фильм пришел оттуда. Но не только: были и внешние факторы. Например, у одного из моих аниматоров во время работы над картиной родился ребенок. Настоящая Поньо! Он думал только о ребенке, не спал ночами… Именно он нарисовал отца Поньо, Фудзимото. Помните, у того круги под глазами? Это автопортрет. Все его чувства, разделенные нами, остались в фильме. И его ребенок: мы долго работали над картиной, и за это время дитя научилось ходить, разговаривать, петь. А поначалу было закутано в пеленку, как рыбка в сеть. Как Поньо.
— Вопрос, который всегда задают европейские зрители: насколько на вас повлияла традиционная японская культура?
Миядзаки: В той сцене, когда Поньо бежит по волнам, ощущение стремительного движения я позаимствовал из классического свитка XII века «Сигисан энги эмаки», тоже посвященного сказочным мотивам. Больше ничего не вспоминается. Но я очень часто чувствую, что, придумывая что-то, изобретаю прием не впервые, кто-то уже испытывал это до меня. Причем именно в живописи — ведь я обхожусь без компьютерной графики.
— Почему?
Миядзаки: Это дает мне ощущение большей творческой свободы.
— Не боитесь, что зритель не поймет — сейчас ведь по всему миру сплошное 3D снимают?
Миядзаки: Мы постоянно рискуем: деваться некуда, ведь бюджет каждого фильма велик, цикл производства медленный, и остается лишь надеяться на успех в прокате. Дети нас поддержат — не зря мы их в нашей студии воспитываем! Пока удается выживать. Не то чтобы мы намеренно стремились к риску. Просто заданные стандарты качества расслабиться не дают. К счастью, у нас в производстве не бывает больше одного фильма. «Рыбка Поньо на утесе» получилась недлинной: чем короче — тем лучше для проката.
Источник: www.vedomosti.ru/friday/article/2009/08/28/1498...